) приезжает в Берлин, чтобы пофотографировать советские здания. Гуляя по городу, она знакомится с привлекательным учителем Анди (Макс Римельт), и вскоре они вместе оказываются в постели. Наутро девушка обнаруживает, что дверь в квартиру Анди крепко заперта, окна армированы, а по соседству никто не живет, так что криков о помощи никто не услышит. Немец надеется, что Клэр останется у него в квартире до тех пор, пока он не решит от нее отделаться. Но девушка не готова сдаться на милость тюремщика.
Австралийская жена еврейского режиссера, чья семья успела сбежать из Германии до начала холокоста, постановщица Кейт Шортланд всерьез интересуется прародиной мужа, хотя и испытывает к ней неоднозначные чувства. Предыдущая лента Шортланд «Лоре » рассказывала о немецкой девушке, чей мир обрушился в 1945 году, когда в Германию вошли войска союзников. Картина одновременно призывала «милость к падшим» и напоминала, что немцы сами навлекли на себя свои беды.
Кадр из фильма "Берлинский синдром"
Фильм частично снимался в Германии, но сцены в квартире Анди были сняты в павильоне в Австралии. Декораторы дотошно воссоздали реальную квартиру из дома в Восточном Берлине
«Берлинский синдром» тоже заигрывает с неоднозначностью, когда не изображает Анди абсолютным, очевидным подонком вроде маньяков-упырей из фильмов ужасов. Это миловидный, обычно дружелюбный интеллектуал, который не избивает Клэр без серьезного повода, не морит ее голодом, не заставляет жить в нечеловеческих условиях. Он явно хочет, чтобы девушка его полюбила и чтобы она никогда его не бросила. «Только и всего».
Кадр из фильма "Берлинский синдром"
Картина основана на одноименном романе австралийской писательницы Мелани Джоостен. В книге есть автобиографические детали. Как и ее героиня, Джоостен посещала Восточный Берлин как «дикая» туристка
Однако этого, конечно же, недостаточно, чтобы сделать Анди хоть немного симпатичным персонажем. Каким бы мягким парень ни казался на первый взгляд, это жесткий тюремщик, для которого Клэр - лишь живая игрушка, отнюдь не первая в его жизни. Так что разница между Анди и, скажем, Биллом из «Молчания ягнят » сугубо поверхностная. И Шортланд то ли не решается, то ли не хочет наделить Анди и отношения между ним и Клэр большей сложностью. В фильме нет ни одной сцены, которая бы заставила усомниться, что Клэр больше всего на свете жаждет вырваться из заключения и что Анди готов на все, чтобы удержать девушку в квартире.
Кадр из фильма "Берлинский синдром"
Почему это стоит подчеркнуть? Потому что постоянное психологическое противостояние героя и героини требует сюжетной поддержки. Персонажи такого кино должны все время придумывать меры и контрмеры, испытывать друг друга на прочность, пока кто-то не выйдет победителем.
В «Берлинском синдроме» все это есть, но куда меньше, чем стоило бы. Суть ленты требует напряженной триллерности, однако развивается «Берлинский синдром» по законам медлительной артхаусной мелодрамы. Медитативное наблюдение за тем, как Клэр и Анди просто живут, вместе и раздельно (Анди ходит на работу и в гости к отцу), было бы уместно, если бы такие сцены прокладывали дорогу к духовной эволюции персонажей, к чему-то менее однозначному, чем отношения тюремщика и заключенной. Однако фильм лишь бессмысленно топчется на месте в ожидании финала, потому что его «повседневные» сцены никуда не ведут. Если бы Шортланд убрала их из картины, лента бы ничего не потеряла и обрела драйв и накал страстей.
Кадр из фильма "Берлинский синдром"
Проще говоря, «Берлинский синдром» застрял между двумя жанрами. Ему не хватает наглости, чтобы позволить отношениям Анди и Клэр развиваться, и изобретательности, чтобы придумать побольше захватывающих схваток между главными героями. Так что после двух часов в кинозале становится обидно, что лента не смогла до конца раскрыть свою сюжетную идею.
Впрочем, не все в «Берлинском синдроме» плохо. Палмер и Римельт очень убедительны в своих ролях, гнетущая атмосфера Восточного Берлина превосходно рифмуется с чувствами главной героини, квартира Анди отлично сочетает уют и ужас… А нам в России еще и интересно смотреть, как живут люди в бывших советских краях. С такими ингредиентами Шортланд могла бы создать весьма удачное кино, если бы выбрала жанр и придерживалась его.
Берлин словно окутан лёгкой дымкой, в отблесках холодного лета с тягучими рассветами, паром изо рта, сбивчивыми обрывками чужой иностранной речи; город кажется чужим любому, кто смотрит на него. Режиссёр Кейт Шортланд родом из Австралии – Берлин ей удаётся показать глазами любого, кто попадает в него впервые: отстранённый взгляд приезжего в её новом фильме «Берлинский синдром» – история чужих в чужом городе, которая балансирует от триллера до мелодрамы, не проваливаясь ни в один из жанров целиком.
Так же отстранённо на город смотрит и её героиня – австралийка Клэр (Тереза Палмер ), молодой фотограф с большим рюкзаком за плечами. Она путешествует одна, фотографирует города, которые хочет почувствовать, потрогать, поболтать с людьми на улицах. Она не знает Берлин, не знает языка, но Берлин ей, очевидно, нравится сразу – она долго любуется улицами, закатами, сидит в кофейнях, рассматривая получившиеся снимки на фотоаппарате. Берлин – не романтичный Париж, но – до поры до времени. Пока она не встречает на пешеходном переходе Его. Энди (Макс Римельт ) – школьный учитель, который неплохо говорит по-английски, угощает Клэр клубникой и ведёт её на прогулку по иному, загородному Берлину. Чем закончится это романтическое знакомство, гадать долго не приходится – проскочившая искра в итоге заканчивается любовной сценой у Энди дома. Наутро Клэр обнаруживает, что заперта в квартире нового знакомого.
«Берлинский синдром» родился из повести писательницы Мелани Йоостен , которая в своё время произвела на Шортланд довольно сильное впечатление. Где-то это действительно похоже на сказку о прекрасной девушке, которую заточают в башне, но реальность куда страшнее сказок, да и романтизация таких историй вряд ли возможна. Клэр обнаруживает, что Энди, который знает её буквально один день, пожелал обладать ею в полном смысле этого слова – он запирает её в своей крепости, откуда некуда бежать, да и если кричать, то никто не услышит: в доме, как выясняется, больше никто не живёт. В этой старой обветшалой пятиэтажке нет других соседей, а дверь закрывается на плотный засов. Клэр осознаёт себя пленницей, но не может до конца понять, как же это вообще могло произойти и почему именно с ней.
Всё, что будет происходить далее – не возможно ожидаемые сцены насилия или издевательств коллекционера над новой жертвой, а куда более острое действие, пропитанное безысходностью затхлого воздуха запертой на все замки квартиры и преломления героини в этой реальности. Единственное действие, которое она совершает сразу же – попытка разбить окно, – кончается разве что сквозняком на кухне. В дальнейшем она несколько раз попытается бежать, но буквально через несколько довольно мучительных сцен, кажется, ломается окончательно. Её лицо в кадре меняется тоже – стареет, глаза гаснут, морщины и мешки под глазами превращают её в заключённую.
Энди, её хранитель, Чудовище из башни, уверяет её в своей любви; он буднично продолжает жить, посещать школу, магазины, вечеринки коллег с работы. С Энди, очевидно, не всё в порядке – дружеское похлопывание по плечу коллеги по работе, которая случайно в учительской взяла его чашку вместо своей, он усердно отмывает с кожи мылом. С Энди ещё не всё в порядке потому, что вскоре Клэр поймёт: она в этой квартире была далеко не первой.
Эстетика кадра «Берлинского синдрома» хороша сама по себе – холодные оттенки, подступающая зима, а потом и наступающий Новый год в городе, где все, как кажется, немного одиноки, долгие молчаливые планы, да и вообще почти полное отсутствие диалогов. Это почти скандинавское кино снято австралийским режиссёром, что, возможно, удивит – на фестивале «Санденс», впрочем, фильм был номинирован на гран-при в разделе «Драма» программы «Мировое кино», но победил в этом году куда более откровенный и жуткий «Случай в отеле “Ник Хилтон”» смешанного германо-шведско-датского производства.
«Берлинский синдром» – кино куда более женское, медитативное, тягучее; от него прохладно, но жуть в этом случае не на поверхности, а где-то чуть глубже, как бывает, когда заходишь в холодную воду и в какой-то момент коченеют ноги. Впереди неизвестность – будет ли Клэр бороться за свободу, если в какой-то момент обнаруживаешь её, миролюбиво жарящую на кухне яичницу мужчине, который скоро вернётся с работы, или играющую с собакой, внезапным подарком на очередной праздник?
В одной из сцен Энди внезапно пропадает на несколько дней аккурат после Нового года, когда отопление в его старом доме отключено. Клэр ждёт его, уже почти ни на что не надеясь и замерзая, а когда он всё же возвращается, обнимает его так, будто уже полностью ему подчинилась. Пресловутый «стокгольмский синдром» или уловка? Ответы в загадочной женской душе тоже где-то чуть глубже, но они непременно всплывут на поверхность. Женщины чуть более непредсказуемы, чем некоторые, даже очень нездоровые мужчины. На финал этой истории Берлин будет смотреть так же отстранённо, как и в самом начале смотрела на него чужестранка Клэр – город, в котором случилась очередная мини-драма, проснулся и живёт своей жизнью дальше.
В смешном британском фильме-агитке времен Второй мировой "Жизнь и смерть полковника Блимпа" дано интересное и исчерпывающее описание немцев. Странный они, дескать, народ: вроде сидят себе спокойно, музыку сочиняют, а потом у них в голове что-то перещелкивает, и они внезапно берут и захватывают, скажем, Польшу. Или австралийскую туристку, как в триллере Кейт Шортланд "Берлинский синдром".
Героиня этого триллера, девушка с внешностью плотно сидящей на чем-то тяжелом Кристен Стюарт по имени Клэр (Тереза Палмер), не видела ни вышеуказанной картины, ни даже "Волчьей ямы" своего соотечественника Грека МакЛина (это где колоритный охотник на крокодилов в шляпе втирается в доверие к людям и изощренно их искореняет). Поэтому, прибыв в Берлин, она рассеянно шатается одна-одинешенька по улицам, щелкая камерой, и охотно соглашается отведать клубнички (буквально), предложенной случайным прохожим.
Случайного прохожего зовут Энди (Макс Римельт). Он - самый красивый мужчина германской столицы (кроме шуток) и преподаватель английского, который не знает, как по-английски будет "гном", и путает глаголы contemplate и complicate. Что уже должно настораживать. Но не настораживает. Ни это, ни то, что Энди ведет ее на свидание куда-то в огороды, ни то, что его обиталище, куда он ее в конце концов непринужденно затаскивает, - квартира в заброшенном доме, запирающаяся на засов. Неладное одурманенная любовью с первой клубнички начинает подозревать на третий день, когда уже поздно. Дверь закрыта, криков никто не слышит.
Тут стоит вернуться к тезису про странных немцев и справедливости ради заметить, что Энди пришло в голову завести себе двуногого питомца не вдруг - он этим промышляет давно. Когда-то его с отцом бросила мама, и он вроде бы не любит прикосновений к себе других людей. Поэтому приводит к себе иностранок и фотографирует их голыми. Тут определенно есть какая-то связь, но, вероятно, не всем дано ее понять. It’s a Germany thing - будем так считать. Ах да, еще Энди презирает ГДР, поскольку там была несвобода (божечки, какая ирония), в то время как Клэр, наоборот, обожает гэдээровскую архитектуру. Зато объединяет обоих увлечение фотографией.
Красивые кадры нравятся и режиссеру Кейт Шортланд - очень уж она любит чтобы эстетично было. Чтобы героиня в темноте легла и новогодними гирляндами обмоталась. Чтобы маньяк невольницу зачем-то в сказочный зимний лес отвез прогуляться. Или чтобы Клэр такая подходит к окну, и в темнице ее импровизированной все серо и мрачно, а снаружи - снег идет. Романтика. Но незадачливой австралийке взаперти сидеть все ж не в радость, и она ведет себя, как типичная жертва: визжит, неуклюже пытается сбежать, имитирует покорность с целью усыпить бдительность, потихоньку сходит с ума и все сильнее становится похожа на снаркоманившуюся Кристен Стюарт.
Изрядно позаимствовавший из "Коллекционера" Фаулза "Берлинский синдром" тем, кто жаждет жанрового развлечения, ничего интересного не сулит, поскольку рассчитан на легкомысленных и впечатлительных дам. Он не про саспенс совсем, а про атмосферу. Спертую, удушливую атмосферу угнетения и жестокости, которая подается через тусклую с яркими пятнами цветовую палитру, операторскую работу, включающую использование ручной камеры и крупные планы процесса стрижки грязных ногтей, а также мастерство исполнителей главных ролей. Почти два часа стрижки ногтей, атмосферы, удушливости и наяривающих на струнах душ зрительниц артистов. С важным поучением: нечего, девушки, по Берлинам гулять в одиночестве и ягодки с рук незнакомых немцев есть. И вообще от немцев лучше держаться подальше, они странные какие-то.
Туристка из Австралии по имени Клер приезжает в Берлин. Девушка поселяется в хостеле. Ночь она проводит на крыше, где две молодые пары предлагают ей выпить в их компании. Под утро они расходятся. Клер фотографирует крыши домов в свете восходящего солнца, потом принимает душ и идет гулять по городу. Она покупает у уличного торговца пестрое платье, набор слайдов с видами Берлина, заходит в книжный магазин, рассматривает там иллюстрированный альбом Густава Климта. На улице с Клер заводит разговор симпатичный незнакомец, который тоже был в книжном магазине. Он угощает девушку клубникой. Молодой человек зовут Энди, он работает учителем английского языка в спортивной школе, поэтому ему не составляет труда общаться с англоговорящими туристами. Энди отмечает, что девушка путешествует одна, так обычно поступают, когда хотят забыть о каких-либо проблемах. Клер говорит, что ей просто нравится архитектура ГДР. Она работала фотографом в агентстве недвижимости, поездку в Германию Клер расценивает как новый жизненный опыт. На следующий день она планирует отправиться в Дрезден. Энди показывает Клер дачные участки, где местные жители проводят обычно свои выходные. Австралийке это кажется любопытным. Вечером Энди подвозит Клер до хостела, они прощаются.
На следующий день Клер решает повременить с отъездом, она снова ищет встречи с Энди, находит его в том же книжном магазине. Энди листает альбом Климта. Весь день они проводят вместе. Вечером Энди привозит Клер к заброшенной многоэтажке. Здесь кроме Энди никто не живет. Но в занятой им квартире есть все необходимое, здесь вполне комфортно. Только выходящие во двор-колодец окна не открываются. Энди и Клер занимаются сексом.
Утром Энди уходит на работу. Клер просыпается и обнаруживает, что дверь в квартиру заперта. Она не может отыскать ключи. Возвращается Энди, он утверждает, что ключи должны были лежать на столе, однако их там нет. Да, он запер Клер. А в следующий раз не против даже привязать ее к кровати. Девушка воспринимает эти слова как часть эротической игры. Они снова занимаются сексом. Потом едут танцевать в ночной клуб, остаток ночи опять проводят в одной постели. Уходя утром на работу, Энди оставляет своей гостье ключ. Клер находит эротические снимки, подобные которым делал Энди прошедшей ночью. На фото на обнаженном женском плече надпись «моя». Еще больше Клэр начинает волноваться, когда не может отрыть оставленным Энди ключом дверь. Из ее мобильника он, оказывается, вынул сим-карту. Клер пытается разбить стулом окно. Стул ломается, а наружное стекло в окне остается невредимым.
Приходит Энди, Клер требует объяснений. Энди не собирается выпускать ее из квартиры, а крики заложницы здесь никто не услышит. Энди избивает Клер, привязывает ее к кровати.
Энди навещает своего отца, рассказывает, что у него появилась новая подруга, она из Австралии. Предыдущей была канадка Натали. Энди утверждает, что она вернулась на родину. Отец спрашивает, почему Энди всегда выбирает туристок. Тот не дает ответа на этот вопрос.
Энди приносит для Клер паззлы. Он говорит, что от имени Клер написал ее матери сообщение, чтобы та не теряла дочь, с ней все в порядке. Клер просит Энди больше ее не связывать, когда тот уходит на работу, поскольку она все равно не может выйти из квартиры. В его отсутствие Клер находит отвертку, прячет ее у себя. Она просит Энди помочь ей собирать паззлы и наносит удар отверткой, пригвоздив его руку к столу. Клер пытается сбежать, но Энди освобождает пораненную руку и догоняет беглянку. Он дверью ломает девушке несколько пальцев, та теряет сознание.
Во время шахматной партии отец говорит Энди, что его хотела видеть мать. Энди от встречи отказывается, он считает мать предательницей, она бросила их с отцом. Клер жалуется Энди, что по своей матери она скучает. Тот говорит, что теперь у Клер есть он. Энди часто фотографирует свою пленницу.
Одна из студенток Энди по имени Франка во время занятий по физкультуре пытается привлечь внимание учителя, принимая соблазнительные позы. Энди пожирает аппетитную девушку глазами, та этим довольна.
Клер обнаруживает в квартире запертую комнату, она пытается открыть замок канцелярской скрепкой, но скрепка ломается. Энди решает, что повязку с руки Клер можно уже снять. Девушке пора помыться. Он сам отводит ее в душ. В это время раздается стук в дверь, Энди идет посмотреть, кто пришел. На пороге стоит Франка. Она выследила учителя, девушке показалось, что в спортзале Энди смотрел на нее с вожделением. Тот грубо отчитывает Франку, она сама устроила для него целое шоу. Клер выходит из душа. Энди говорит, что это – его девушка, и захлопывает дверь перед носом смущенной Франки.
Накануне Рождества Энди приносит Клер в подарок эротическое белье. Та позирует для него в соблазнительных позах. Они занимаются сексом. Когда Энди уходит, в квартире отключается электричество. На улице идет снег, Клер становится холодно.
В праздники отец Энди умирает. Энди несколько дней не появляется в квартире, где заперта Клер. Когда он все же приходит, Клер бросается к нему в объятия, оба плачут. Они занимаются сексом прямо на полу, потом устраивают романтический ужин под рождественской елкой. Энди дарит Клер книги, говорит о том, что она – идеальная. Клер спрашивает о своих предшественницах. Энди не рассказывает о бывших девушках. Вместо этого он устраивает Клер еще один сюрприз: с собакой по кличке Лотти (она принадлежала покойному отцу) девушке теперь будет не так одиноко в его отсутствие.
Энди устраивает Клер прогулку по лесу. Они встречают мальчика, который зовет на помощь, его брат поранил ногу. Пока Энди осматривает пострадавшего, Клер пытается попросить мальчика, чтобы тот позвонил в полицию – этот мужчина делает ей плохо, он держит ее у себя насильно. Ребенок не понимает, что хочет от него иностранка. Появляется мама детей, она их уводит. Энди не дает Клер возможности поговорить с женщиной, он одной рукой обнимает свою спутницу, но в другой у него топор. Клер боится спровоцировать агрессию.
Энди уходит гулять с Лотти, а возвращается уже без собаки. Клер он говорит, что Лотти убежала. Он снова оставляет пленницу одну, а сам идет на новогоднюю вечеринку, которую устраивает его коллега. Клер удается открыть запертую комнату. Там она обнаруживает массажное кресло с дистанционным пультом управления и фотоальбом. На снимках другая девушка, которую истязал Энди. Клер напугана.
На вечеринке, куда приходит Энди, у него происходит конфликт с хозяйкой дома. Энди считает, что женщина «вешается на всех мужиков». Та просит Энди покинуть ее дом. В полночь на улице начинается праздничный фейерверк. Энди пытается завести беседу с очередной туристкой, но выясняется, что та путешествует не одна.
Клер замечает, что по двору ходит мужчина с фонариком. Это кочегар близлежащей котельной, он присматривает за пустующими зданиями. Клер стучит в окна и двери, зовет на помощь. Кочегар поднимается на нужный этаж, хочет открыть дверь (ключи Энди оставляет на притолоке). В это время появляется Энди и забивает кочегара монтировкой насмерть. Он обвиняет в его смерти потрясенную случившимся Клер. Труп Энди выбрасывает в мусорный бак, обливает бензином и поджигает. После этого он отмывает следы крови в подъезде и прихожей. Клер в шоке.
Энди говорит Клер, чтобы та собрала свои вещи, завтра в аварийном здании будут морить насекомых. Клер подозревает, что садист собирается ее убить. Энди проверяет тетради своих студентов, на одной из них значится имя Франка. Клер отвлекает внимание Энди и оставляет в тетради послание девушке, которая видела ее в этой квартире. На уроке Франка обнаруживает его. Она отпрашивается якобы в туалет, а сама спешит на помощь Клер. Но фотография, которая служит доказательством сексуальных истязаний пленницы, выпала из тетради. Она начинает ходить по рукам учеников, Энди отбирает компрометирующий его снимок. Он мчится за Франкой к заброшенному дому. Но та уже успела открыть спрятанным под притолокой ключом квартиру, где долгое время извращенец держал в плену свою жертву. Вдвоем девушкам удается заманить Энди в комнату с массажным креслом и запереть его там. Маньяк понимает, что он разоблачен, он умоляет выпустить его. Но девушки не намерены этого делать. Клер, наконец, обретает свободу. Она едет в такси по улицам Берлина, архитектура которого так привлекала ее раньше.
Название фильма целенаправленно навевает ассоциацию с известным термином «Стокгольмский синдром». Это своеобразный психологический парадокс, когда заложник начинает испытывать симпатию к преступнику, интеллектуальную или сугубо чувственную, и в итоге может фактически встать на его сторону. Впервые данное явление подверглось научному осмыслению после захвата заложников в столице Швеции в 1973 году. Беглый зэк напал на отделение банка Kreditbanken и в течение нескольких дней удерживал в нем четырех сотрудников. После успешного штурма, в результате которого никто не погиб, жертвы неожиданно проявили большое участие к дальнейшей судьбе своего угнетателя, за свой счет наняли ему адвоката и в один голос утверждали, что захватчик ни в чем не виноват, а вся ответственность за случившееся лежит сугубо на властях страны. Мировая статистика показывает, что «стокгольмский синдром» — далеко не частое явление, но тем не менее оно имеет место быть и способно приобретать различные формы развития в каждом конкретном случае. И не беря в расчет реальные инциденты, становится понятно, что сей феномен служит плодородной почвой для художественных историй, в которых автор хочет глубоко осмыслить возможную эволюцию отношений Хищника и Жертвы.
Картина режиссера Кейт Шортланд не зря носит видоизмененное название, так как рассматривает парадокс «безумной любви», отталкиваясь от других исходных предпосылок. По сюжету «Берлинского синдрома» молодая австралийка Клэр приезжает в поисках себя в столицу Германии. Здесь она случайно встречает симпатичного преподавателя английского Энди, с которым мгновенно вспыхивает роман. Но после страстной ночи в квартире немца, Клэр обнаруживает, что ушедший на работу Энди запер за собой дверь и не оставил ключа. А как оказывается дальше, окна в его квартире также не открываются и даже не бьются, а из мобильника девушки исчезла сим-карта…
Если абстрагироваться от заявленного в сюжете «синдрома», знатоки литературы узреют аллюзию на знаменитый роман Джона Фаулза, в котором внезапно разбогатевший интеллектуально-эмоциональный бездарь похищает уточненную и образованную девушку из высшего общества. Он делает это потому, что не видит иного способа сблизиться с ней, и стать ее мужем. Но кардинальное отличие «Берлинского синдрома» в том, что у злодея Энди нет каких-либо явных коммуникативных проблем. Как мужчина он внешне привлекателен, умен, обходителен и отнюдь не претендует на внимание девушек статуса Кейт Миддлтон. Более того, Клэр сама делает первый шаг к близости, и теоретически вполне допустимо, что между героями могли сложиться искренние отношения без принуждения. Но проблема в том, что Энди – патологический собственник, которому необходима полная власть над избранницей, подогреваемая паническим внутренним страхом быть брошенным…
К сожалению, перспективный сюжетный базис, нацеленный на многоплановую драматургию, оборачивается более чем посредственной художественной реализацией. В первую очередь (и это отнюдь не минус) конечно нужно понимать, что «Берлинский синдром» — кино не голливудское; в нем отсутствуют гламурный лоск, легковесное развитие событий и попкорновая динамика. Де-факто это психологическая драма, а не маньячный триллер, но именно глубины серьезного произведения ленте Шортланд катастрофически не достает. В условном первом акте всё исправно работает на конструирование достоверности показанных событий. Клэр гуляет по настоящему «нетуристскому» Берлину, общается со случайными, вырванными из жизни людьми, которые не будут иметь какого-либо дальнейшего значения, да и завязка отношений с Энди предстает заурядной «вспышкой страсти», характерной для случайных половых связей без обязательств. Каждая сцена работает на антигламур и «правду жизни», но после сюжетного всплеска с заточением Клэр, зритель хочет такое же жестко-искреннее противостояние персонажей, обоснованное дальнейшим раскрытием их характеров. Тем более, что если с Жертвой всё относительно понятно (девушка по воле влечения связалась не с тем парнем, и теперь ее главная задача – остаться в живых и выбраться), то суть Злодея – одна большая загадка. Основная интеллектуальная интрига в том – почему Энди такой? Каковы причины, что он не может довольствоваться нормальными отношениями, которые легко может завести? Что его заставляет так изощренно издеваться над другим человеком, при этом сильно рискуя собственным социальным благополучием и свободой? Иначе говоря – в чем «природа зверя»? Конечно здесь никто и не ждет поверхностно-прямолинейного объяснения из «бульварного чтива», что мальчика в детстве били и насиловали, и потому он стал таким…В том-то и дело, что мы хотим куда более сложного психо-портрета, тем более, что режиссер забрасывает множество смысловых крючков. Это и отношения Энди с престарелым отцом, и положение в рабочем социуме среди коллег, и самобытные рассуждения об историческом пути Германии, и сексуальное влечение к одной из учениц. Шортланд сделала множество эскизов жизненного пути Энди, но ни один из них не довела до полноценной картины. В результате публике остается констатировать лишь одно; Энди – псих, потому что псих, что обидно, в силу итоговой бессмысленности всех показанных эпизодов его бытия.
Ну а что же «триллерная» составляющая? Формально всё неплохо, но только до момента сумбурно-надуманной развязки. Изначально на удивление можно поверить, что в современном европейском мегаполисе есть такие злачные дома, где можно заточить девушку так, что ей вообще никак не выбраться. Вся специфика личной тюрьмы Энди хорошо продумана, окна квартиры выходят в некий мрачный нелюдимый двор, обеспечена полная звукоизоляция и отсутствует возможность связаться с внешним миром. Тереза Палмер убедительная в образе Клэр – до смерти напуганной девушки, которая не понимает, как такой «нормальный парень» может быть таким чокнутым выродком. Да и Макс Римельт хорош в роли «скрытого сумасшедшего» Энди, за исключением вышеупомянутых сценарных пробелов характера героя, что не вина актера. Главное, что сосуществование в кадре противников интересно и пугающе, и в плане насильственных сцен зрителю тоже есть на что посмотреть. Но в конечном итоге триллер, как и драма, оказывается серым жанровым представителем лишь с парой визуально привлекательных эпизодов, таких как секс и маньячные деяния Энди. Обидно, что разрешение конфликта мало того, что не становится хоть каким-то новым словом в осмыслении «стокгольмского синдрома», а вообще тяготеет к низкопробным потоковым «страшилкам» с роялями в кустах и отсутствием зрительского катарсиса. Авторская задумка много на себя взяла, но не выполнила обещаний касаемо как умного так и шокового кино. Поэтому в случае «Берлинского синдрома» интереснее рассуждать о потенциале картине, нежели о плачевном результате. И номинация на Гран-при фестиваля Санденс воспринимается как признание попытки затронуть серьезный и недостаточно исследованный вопрос, но, увы, так и оставшийся лишь попыткой.